ОАЗИС. Вторжение на Таймыр - Страница 2


К оглавлению

2

Нервный сосед прилетал в Норильск в гости, на лето - порыбачить на безлюдных озерцах среднего течения реки Пясины. Вместе со своим другом, местным тундровиком и владельцем самодельного вездехода на огромных легких колесах - пневматиках низкого давления - они неделю готовились, а потом покатили по расцветающим тундрам на север, к одинокой избе, базе будущих кольцевых и радиальных маршрутов. Что там у них произошло в деталях, авиаслушатель не понял даже после окончания сумбурного рассказа и двух вежливых уточняющих вопросов.

Одно было ясно: назад рыбаков притащили спасатели, посадившие вертушку вблизи обнаруженного с воздуха брошенного вездехода. Местного организатора-водителя доставили в Норильск, а потом в Оганерскую больницу в коматозном состоянии, из коего тот пока так и не вышел. А приезжий рассказчик, как выяснилось, почти потерял память.

Чем больше слушатель вникал (а вникал дискретно, вынужденно-лениво, о чем неоднократно пожалел после) в этот сумбурный рассказ, тем более понимал, что соседушка не совсем, как бы это помягче, здоров умом. Не видит, так сказать, маяков…

Перед полетом память к пострадавшему стала возвращаться. Частично. Вот и разговорился.

Когда позже слушатель пересказывал поведанную ему историю друзьям, добавляя крупицы её продолжения, самостоятельно собранные им по возвращению из командировки в родной Норильск, то основной упор он делал на том, что пострадавших обнаружили вдали от их транспортного средства, метрах в трехстах.

Местный лежал на земле ничком, в окружении тесной группы невысоких молодых лиственниц, героическим образом подросших в крошечной ложбине столовой тундры, затаившейся посреди шквальных зимних ветров. А вот несчастный москвич сидел на дереве, вцепившись в него так настолько сильно, что эмчээсники довольно долго промаялись, отдирая его окаменевшие кисти от древесины по-настоящему матерой лиственницы, единственно крупной в этой рощице. Медведь загнал! И думать тут нечего, решили все сразу, привычно-опытно моделируя финал этой жутковатой истории.

Смущало очевидцев лишь то, что напавший медведь, вопреки традиционно мучительному, зверскому в начале каждого лета голоду, лежащее на земле тело вездеходчика, не тронул и когтем. У водителя вездехода был старенький десятизарядный армейский карабин СКС калибра 7,62х39, находившийся в момент происшествия не при нем, а висевший на дереве - в обнимку с забравшимся на толстый сук московским гостем. У него на шее висел. Из карабина, как показал осмотр, плотно постреляли, магазин был пуст. Стреляные гильзы валялись прямо под лиственницей, кучно так блестели на коричневых мхах, обозначая прицельную скоростную стрельбу в одном направлении ствола.

Что было весьма типично для таких случаев (как выяснилось по мере накопления печальной статистики), ни туши умершего от ран медведя, ни следов его крови, густыми толчками вытекающей из ран, обнаружено не было - ни рядом, ни при облете местности на малой высоте. А другого ничего и не искали.

Выяснив, что московский гость отнюдь не был новичком-чечако ни в целевой стрельбе, ни в охоте, для дознавателей было бы странным допустить, что, по меньшей мере половина полуоболоченных пуль не нашла цели. Таймырский медведь далеко не так велик размерами, как его монстроподобный камчатский сородич. Танцевать под пулями, как боец СМЕРШ он не умеет. А в начале лета, отощавший за долгую зиму и еще не успевший набрать сил и сала на белковом корме, на рану он не так уж и крепок… Должен, должен был стрелок пару раз вмазать в бочину!

Но ни медведя, ни крови не было. Вообще никого и ничего тут не было.

В общем, людей спасатели вывезли вертушкой, дело закрыли, случай подшили.

И только позже, уже перед самым отъездом в столицу москвич что-то начал вспоминать. Его пережженный шоком мозг еще не был способен выстраивать стройные и связные картинки в цельный сюжет, да и мало их еще было, картинок этих. Но слушатель навсегда запомнил самую страшную и, видимо, наиболее яркую часть из крошечных отрывков катастрофических воспоминаний…

"Это было что-то серое. Точнее, серебряно-серое, но с грязнотой. Мы за дровами, за сушняком пошли. Там была рощица одна, поблизости больше никаких деревьев нет. Обрадовались, помнится, когда на нее наткнулись… Появилось э т о внезапно. Сначала был какой-то туман или дым, а в нём возник свист, или что-то похожее на свист. С шелестом, с дрожью, с таким движущимся звуковым следом…

Потом как будто длинная тень проявилась и сразу прыгнула в сторону, словно призрак пролетел! Это самое н е ч т о заметило нас издалека, да и мы его увидели, еще на расстоянии. Оно сначала пролетело по широкому кругу вокруг нас… второй раз… скорость дикая! Или пробежало, там не поймешь… Пронеслось, в общем. Помню, как я на дерево карабкался. Спасатели говорили, что я еще и стрелял с него - вот этого уже не помню совсем.

А Генка, когда о н о совсем близко к нам придвинулось, коротко вскрикнул и упал. Ничего не разобрать было, смазанный силуэт видел, очень уж резко и быстро двигается, тварь… Я не знаю, зверь это был или что-то другое. Вроде, шкура косматая, но линии какие-то нечеткие, будто шерсть рваная. Не опознать… Ничего страшнее, скажу я вам, быть не может на этом свете, поверьте. Это был не просто кошмар - собранный в одном месте вселенский ужас…"

Большего выяснить не удалось. Когда слушатель спохватился (увы, это произошло гораздо позднее, чем следовало бы) и попытался дома раскопать эту историю поглубже, то спрашивать, по большому счету, было уже не у кого. Второй пострадавший из комы так и не вышел. Приезжий несчастливец угодил в столичную психбольницу, со временем окончательно потеряв способность, а, может, и желание излагать историю связно. И до конца жизни не мог смотреть на одинокие деревья, ружья и вездеходы. Как и на любого зверя, будь-то домашняя кошка или собака. Особенно крупная.

2